Она стрелой взвилась с кресла и закричала пронзительно: «Вы обвенчали моего сына с той женщиной?» Стронгбоу чуть не умер на месте и вывалил всю историю так быстро, как только смог, про «Жемчужину», про дуэль, про то, как я спас Джейми жизнь, убив Норберта, как нашли Малкольма, рассказал все, что знал, как вы были потрясены в то утро. Пот катил с него градом, Анжелика. Должен признаться, я и сам был в поту – после первого вскрика Тесс замерла неподвижно, она просто стояла и слушала, только глаза горели, как у Горгоны Медузы. Потом Стронгбоу протянул ей какие-то письма, я заметил, что одно было от сэра Уильяма, промямлил, что просит, мол, прощения, но таков его ужасный долг – первому сообщить ей, и на деревянных ногах вышел из комнаты.
Горнт достал платок и промакнул лоб, и Анжелика почувствовала слабость и дурноту при мысли о силе своей противницы – если даже Горнт так покрывается потом при упоминании о Тесс, что же Тесс сделает с ней?
– Так она стояла некоторое время, а потом ее взгляд упал на меня. Поразительно, как такая женщина может вдруг показаться такой… такой высокой. И твердой. Твердой в одну минуту, мягкой в другую, но всегда начеку. Мне пришлось изо всех сил напрячь ноги, которые чуть сами по себе на направились к выходу; я огляделся, притворяясь, что боюсь, как бы нас не подслушали и скороговоркой выпалил, что мне тоже страшно жаль, Малкольм действительно был моим другом, что и вы были его другом и именно благодаря вам я стою перед ней, поскольку у меня есть информация, которая способна разорить Тайлера и Моргана Броков. Едва я произнес «разорить Тайлера», как все безумие разом оставило ее, по крайней мере этот наводящий ужас огонь погас в ней, она села в кресло, по-прежнему не сводя с меня взгляда, и после долгого молчания спросила: «Какая информация?» Я сказал, что приду завтра, но она повторила – это был словно удар кинжала – «Какая информация?» Я изложил ей голую суть… Извините, Анжелика, могу я чего-нибудь выпить? Только не шампанское, виски, бурбон, если у вас есть.
Она подошла к буфету и налила ему бурбона и воды себе, а он тем временем продолжал:
– На следующий день я принес ей половину информации и оставил у нее. Она…
– Погодите… она была такой же, как и накануне?
– И да и нет. Спасибо, ваше здоровье, долгих и радостных вам лет. – Он сделал большой глоток, и у него перехватило дыхание, когда крепкий напиток обжег гортань. – Спасибо. Когда я закончил, она посмотрела на меня, и я подумал, что у меня ничего не вышло. Черт, эта женщина пугает, я бы не хотел быть ее врагом.
– Но я ее враг? Mon Dieu, Эдвард, скажите мне правду.
– Да, вы ее враг, но пока это не имеет значения, позвольте, я продолжу. Я…
– Вы передали ей мое письмо?
– О да, извините, что забыл упомянуть об этом. Я сделал это в первый же день перед уходом, в точности как мы договорились, еще раз подчеркнув, что это была ваша идея, я тогда сказал ей, что поскольку договоренность у меня была с Малкольмом, с тайпэном, а он мертв, я посчитал сделку несостоявшейся и собирался вернуться в Шанхай, чтобы ждать назначения нового тайпэна. Но вы разыскали меня и стали умолять отправиться к ней, говоря, что это мой долг перед моим другом Малкольмом, что он под секретом рассказал вам о моем предложении – не посвящая в подробности – и вы были уверены, что его желанием сейчас было бы, чтобы эта информация попала к его матери как можно скорее, что я должен сделать это без промедления. Поначалу я не хотел ехать, но вы умоляли и сумели убедить меня. И вот я приехал благодаря вам, и вы попросили меня передать ей письмо. Я передал его.
– Она прочла его при вас?
– Нет. Это было в первый день. На следующий день, во время нашей встречи на рассвете, после того, как я передал ей часть информации, она задала мне много вопросов, умных вопросов, и попросила вернуться после заката, опять же через боковую дверь. Я пришел. Она тут же заявила, что материалы представлены не полностью. Я ответил ей, да, разумеется, нет никакого смысла показывать все, пока я не буду знать, насколько серьезно она к этому отнесется – была ли она по-настоящему заинтересована, как Малкольм, в том, чтобы разорить Броков? Она сказала «да» и спросила, почему я добиваюсь того же, в чем заключается мой интерес.
Я выложил ей все как есть. Всю историю про Моргана, всю правду. Я хотел пустить по миру именно Моргана, если вместе с ним разорится и его отец, что ж, я не имею ничего против. Я не упомянул, что это делало ее моей сводной тетей, ни разу за все встречи, как и она тоже. Ни разу. Она только задавала вопросы. После рассказа о Моргане, я ожидал, что она скажет что-нибудь, ну, что ей очень жаль или что это так похоже на Моргана – в конце концов, он был ее братом. Ничего. Он не сказала ни слова, подробно расспросила меня о моей договоренности с Малкольмом, и я передал ей контракт. – Он допил виски. – Ваш контракт.
– Ваш контракт, – поправила она, на грани срыва. – Как вы должны ненавидеть ее, Эдвард.
– Вы ошибаетесь, во мне нет ненависти к ней, мне кажется, я понимаю, что она жила на нервах. Смерть Малкольма разорвала ее на части, как ни пыталась она скрыть это и подняться выше своего горя. В этом я уверен. Малкольм заключал в себе будущее «Благородного Дома», теперь перед ней хаос, ее единственный луч надежды – это я и мой план, балансирующий, кстати, на самой грани законности даже в Гонконге, где закон растягивают, как нигде более. Вы позволите? – спросил он, беря в руки бокал.
– Разумеется, – ответила она, размышляя о нем, задавая себе массу вопросов.
– Она внимательно прочла контракт, потом поднялась с кресла и стала смотреть на гавань Гонконга; с одной стороны она казалась хрупкой, с другой – твердой, как сталь. «Когда я получу остальные материалы?» – спросила она, и я ответил, что сейчас, если она согласится на эту сделку. «Я согласна», – сказала она, села и поставила на контракте свою подпись и печать, пригласив личную секретаршу в качестве свидетельницы, потом приказала ей запереть все и выйти. Она…
– Она так и не упомянула мою свидетельскую подпись.
– Нет, хотя, как вы и предсказывали, она сразу же ее заметила, в этом у меня, черт побери, нет сомнений. Так вот, я провел с ней около четырех часов, помогая ей разобраться в этом лабиринте документов и копий документов, не то чтобы она особо нуждалась в помощи. Потом она аккуратно сложила их в стопку и стала расспрашивать меня о происшествии на Токайдо, о Малкольме, вас, Макфэе, Тайрере, сэре Уильяме, Норберте, о том, что Морган и Тайлер говорили мне в Шанхае, о моем мнении о вас, о Малкольме, он ли преследовал вас, вы ли преследовали его, ничего не говоря от себя, вопросы, еще вопросы, избегая моих – ум у нее острый, как меч самурая. Но я клянусь Господом Богом, Анжелика, всякий раз, когда в разговоре всплывало имя Моргана или Старика Брока, всякий раз, когда я указывал еще на один трюк, который позволяли проделать эти бумаги, или предлагал еще одну колючку, которая вопьется в их империю, Тесс едва слюни не пускала.